У меня нет дома…

< /p> «У домов, как у людей, есть своя душа и свое лицо», — писал Александр Дюма. «Мы оставляем сначала родительское гнездо, а потом, бывает, и свое первое семейное гнездо тоже. И всегда при этом чувствуем одну и ту же боль, потому что чувствуем, что навсегда осиротели», — говорит Фредерик Бегбедер.

Мы потеряли наш дом 19 марта 2022 года. Но узнали об этом в начале апреля после освобождения Ирпеня от оккупации. Наш дом строили шесть лет, а прожили в нем 27. ..

В дом попали несколько снарядов, что стало причиной пожара. Второй этаж выгорел полностью. На нем уцелел только глиняный кувшин… Первому этажу повезло больше. Благодаря тому, что перед войной мы начали делать ремонт в коридоре и ободрали обои, пожар уничтожил не все. Впрочем, восстановлению он не подлежит.

«Какой ремонт, вот-вот война начнется. А ты тратишься», — критиковала накануне войны подруга. Я ведь в войну не верила. Мне казалось, что хлопоты по ремонту способны сохранить нетронутым нашу домашнюю жизнь и уют дома. Не вышло.

24 февраля в шесть часов утра меня разбудил звонок сына. «Мама, война», – сказал он. На работу – на госпредприятие «АНТОНОВ» руководство сказало не ехать. В этот четверг – день выпуска корпоративной газеты, она так и не вышла…

В 11 утра мы с дочерью отправились в магазин, чтобы сделать запасы. Над нашими головами в сторону Гостомельского аэродрома летели истребители. Было очень страшно. Очередь в супермаркет «Фора» составляла более 200 человек, в аптеку — около 60…

В нашем большом погребе кроме нас с дочерью и киской Кирой нашли убежище племянница с 13-летней дочерью (их 9-этажный дом, обстреливавший возле военного санатория, он сгорел от попадания ракеты). Были с нами соседи — супруги, их мама и маленькая собачка. Они убежали от войны с Луганщины, и вот она догнала их теперь в Ирпене. Скрываясь в погребе, мы грустно шутили, что наши животные не могут понять, почему их якобы приличные хозяева в мгновение ока стали бомжами…

28 февраля ко мне приехали сын с невесткой, которые находились у родителей Кати в Забучье и попали под обстрел градов. Они были очень напуганы и ужасались всякого шума. В 80-ти метрах от их дома упал снаряд. После этого они забрали животных и уехали из опасного места. Одна кошка от шока убежала, и когда Дима на следующий день уехал на ее поиски, наши бойцы на блокпосту сказали, что в Забучье уже серая зона и туда лучше не ехать.

В редкие часы затишья мы готовили еду, ходили за водой и в магазин. Но с каждым днем ​​часов и минут покоя становилось все меньше. Нравственное напряжение росло. У 13-летней Ирочки произошла истерика….

2 марта нам был подан знак, который, считаю, спас нас всех. В 16:20 я увидела трактор, который привез бетонную балку и преградил ею дорогу между частными домами и территорией бывшего лагеря «Восток». На вопрос: «Зачем вы загородили дорогу?», услышала: «Чтобы танки не прошли»….

В метрах 200 от моего дома находилась водонапорная башня – инфраструктурный объект и украинский блокпост. Мы приняли решение уезжать. Времени на собрание было мало. В 17.00 начинался комендантский час. Мы с племянницей и детьми успели добраться до ближайшего бомбоубежища в детском лагере «Дружба». Там переночевали и случайно узнали, что Библейская церковь в Ирпене эвакуирует 3 марта микроавтобусами жителей. Ирпень беспощадно бомбили. Смерть дышала в потлице. На улице Киевской мы слышали автоматные очереди. Планируемые рейсы для эвакуированных в этот день отменили – было очень опасно. Часть людей осталась спать в бомбоубежище церкви. Нам приютили родственники, которые живут недалеко от нее. По дороге к ним видели разрушенные снарядами дома, детские игрушки. Ночью почти не спали…

4 марта днем, несмотря на взрыв, пасторы церкви продолжили эвакуацию. Недавно и ФБ я прочла, что они сами не знали, удастся ли вывезти людей, которые прибывали в надежде на спасение. Но, очевидно, Бог услышал эти молитвы… Вечером с дочерью и невесткой мы уже были в опасности в городе Александрия (Ровенская область). Водонопорную башню разбомбили россияне. В лесу, где любили гулять мои дети, стояли десятки вражеских танков. Недалеко от нас в санатории «Ласточка» разместился российский штаб.

Оккупация Ирпеня продолжалась с 5 по 28 марта. До его увольнения погибли до 300 гражданских и до 50 украинских военных, среди которых 16 представителей местной территориальной обороны. Захватчики разрушили более 70% городской инфраструктуры. В частности, более десятка соседних частных домов подверглись разрушениям разной степени. Пять из них не подлежат восстановлению (в том числе и нашему дому).

В Украине насчитывается 2,5 млн граждан Украины, жилье которых разрушено или повреждено в результате полномасштабного вторжения России (данные на конец апреля этого года). По словам вице-премьер-министра — министра по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий Ирина Верещук, «когда мы говорим о полностью разрушенном жилье, то, что сегодня есть в реестре — это 170 тысяч человек. И это не учитывая временно оккупированные территории, где еще не можем сосчитать разрушенное жилье».

И у каждого такого дома своя история жизни и смерти.

Виктория КОВАЛЕВА