Сегодня – 95 лет Левку Лукьяненко

Вашему вниманию — отрывок из моей будущей книги «Левко Лукьяненко. Политическая биография».

«Гэбня его таки обманула. Но впоследствии и он обманул кагэбистов.

…Уже в тюремном вагоне, которым его везли на свободу, узнал, что в Москву не попадет – везут в Чернигов. «Чербы бы его взяли!» – не выдержал, вслух выругался. Начальник конвоя удивился такой реакции и, узнав причину, гордо сказал: «О нашу службу еще никто не обманул!». Размышляя, Левко пришел к выводу, что мент в коридоре тюрьмы подслушал его планы посещения московских адресов и доложил начальству. А для тех пакостить антисоветчику – святое коммунистическое дело… За десять дней до увольнения его повели к начальнику Черниговского областного управления КГБ полковнику Потапову, с которым был старший лейтенант Деревенчук. Спрашивали, где будет жить – у родителей в Хриповке, или у бывшей жены в Чернигове? Выбрал Чернигов, потому что отсюда легче контактировать с собратьями. КГБ это тоже устраивало: в большом городе легче устроить наблюдение за ним.

…При выходе из черниговской тюрьмы 21 января 1976 в 10 часов утра его должны были встречать брат Александр, сестра Зина, невестка Валентина, бывшая жена Надежда… С фотоаппаратом, как пообещал брат. Но гэбисты выпустили его часом раньше – такая гуманность… На самом деле – чтобы сорвать фотографирование. И зек Левко Лукьяненко добрался самостоятельно до квартиры Надежды, куда и позвонил, удивив ее саму и сестру, что собирались ехать в тюрьму. После 15 лет за решеткой он оказался на свободе, в обществе, которого он не знал, в жены, с которой практически и не жил.

Знал куда он попадет? Ну, что под пристальный глаз гэбни – это было понятно и без их предупреждений. В конце концов, он сознательно выбрал место жительства Чернигов, а не Хриповку, потому что сюда легче было друзьям добираться из Киева, чем в село. Но и чекистам легче следить за ним. А что будут «пасти» – настроила и характеристика из лагеря, подписанная начальниками «учреждения» Бойковым и Мальченковым: «… К труду относится безразлично. …Заготовил рукописи антисоветского содержания, за что был переведен в тюрьму на три года. …В трудовом соревновании осужденных не участвует, на воскресники не выходит. Режим отбывания наказания не выполняет: в частности, не посещает собранный и политзанятый, не ходит строем в составе отряда. В работе самодеятельных организаций осужденных не участвует, относится к ним отрицательно. Заостренный не имеет. Свои убеждения не изменили. Преступление признает, но не осознает его и не осуждает. На путь исправления он не встал». Характеристика с 1972 года, но и до выхода на свободу «на путь исправления не встал»…

Понимал ли Левко Лукьяненко, что он выходит в общество, существенно изменившееся со времени его адвокатирования на Львовщине? Еще как понимал. Он знал, что вступает в шизофрению. Сплошную публичную шизофрению. Это когда наверху сидит, как фараон, Генеральный секретарь ЦК КПСС, ниже его – ЦК, для имитации демократии существует президиум Верховной Рады/Совета. Хотя власть и не наследственна у генерального секретаря, но такая же неограниченная, как у фараона. КПСС – это передовой отряд российского империализма, создавший сеть сексотов, систему тотального идеологического забамбуления населения. А что люди? Конечно, они держат фигу в кармане, но не борются и миазмы пропаганды как ни как, а все же пронизывают и простых людей, которым никуда укрыться от партийных, комсомольских, профсоюзных собраний, товарищеских судов, политинформаций, обязательной подписки газеты. » или «Известия», наконец, программы «Время» в телевизоре, который выбор программ не предлагает. Человек делает вид, что со всем согласен и потихоньку ворует, где может. Общественная шиза. Сплошная шиза. Психическое состояние рабства. Вот куда вышел политзаключенный Лев Лукьяненко.

Еще в черниговской тюрьме, уже почти на выходе, репрессивная машина не оставляла намерения хоть чуть-чуть поколебать убеждения националиста и для этого привезли старшего лейтенанта КГБ Деревенчука, родом из Хмельнитчины. Он стал рассказывать, что украинский язык государство не удручает, а наоборот – язык процветает, люди не голодны, имеют квартиры – какой свободы еще не хватает? А Лукьяненко спрашивал его почему нет в книжных магазинах произведений Грушевского и Антоновича, почему даже подселенные к нему в камеру прилучанин и нежинок говорят больше на русском языке, чем на своем, почему школы все больше становятся на русском… Старлей выкручивался, как уж, рассказывая о слиянии языков на базе более мощной русской, а Левко Лукьяненко впоследствии тешил себя надеждой, что хоть какую-то патриотическую стройку в озадаченной украинской душе таки затронул… полвека к Левку, также убеждал в украинской идее царских жандармов… Неисправимые идеалисты, эти украинские националисты!

К выходу на свободу Левко Лукьяненко подготовился, как мог. Ему в камеру подсадили двух криминальных – один пьяница, второй распускник, который только об охоте на женщин и рассказывал, а из газет выписывал одну районную, которую в народе называли лжецом, и книг не читал. Политзаключенный пытался их просвещать – пересказывал «Проститутку» Панаса Мирного (актуально для распускника, конечно!), рассказ Михаила Коцюбинского, «Моисей» и «Увядшие листья» Ивана Франко. Я говорю: идеалист! Но все же, несмотря на пустую болтовню своих сокамерников, он выяснил у них цены, систему отношений с начальством, степень проникновения коммунистической пропаганды в мозги обывателей. Не выяснил одного вопроса: насколько страх оккупировал души украинцев, способны ли среди них хотя бы пассивный протест или стали молчаливыми куклами советской системы.

«За мной будет следить кацап Потапов, начальник Черниговского областного управления КГБ, который знает меня как облупленного, и с обществом, которого я не знаю, — думал Левко Лукьяненко. – Я буду бояться его, потому что не знаю кто из него сексот и следит за мной по заданию КГБ, а кто порядочный человек. Когда порядочный человек узнает, кто я есть, будет сторониться, потому что будет бояться вскочить в беду через знакомство со мной. И мне, как тому Диогену, трудно будет среди людей найти путешествующего человека».

Отпраздновав кажущуюся волю, уже на третий день Левко принялся обустраивать тайники в квартире своей Надежды. Конечно, не посвящая ее. И потому, когда однажды она передала вазон с цветами какой-то своей подруге, Левко обалдел: там был спрятан ценный документ. Подумав, махнул рукой – пусть будет. Пожалуй, так и истлел в горшке…

Тайники были на балконе в шкафах, в подставке для телевизора, в полочках для банок с консервацией – наделал столько, что сам забыл где какие. Точно как у той белки, что тайник наделает и забудет некоторые… Женщина радовалась – мужчина обустраивает дом! Помогала ему строить. Она не подозревала о тайниках. Можно было бы подумать, что зек сошел с ума, потому что и на крыше соседнего дома видел антенны необычной конструкции – от них закрывался белым листом бумаги. Шиза – не шиза, а поставлены они были за полмесяца до освобождения Левки. Да еще когда услышал шорох ключа в замке, когда женщина была на работе, а он сам дома… Должен был покачать и неизвестный быстро исчез.

Да и умудрился наш герой устроить проверку – и своей адекватности (шиза или не шиза?), и хэбистской хитрости. Привезли ему печать – так он по примеру Анатолия Здорового называл пишущую машинку. Это была такая редкость, что одна подруга женщины, когда увидела, холодным потом облилась от шеи и до кипчика. А женщина — у нее всегда был решительный характер — пригрозила выбросить машинку с балкона седьмого этажа. Левко пообещал вслед и жену выбросить… Надежда просила и писем своим товарищам не писать, которые сидели, чтобы снова к ним не попал. Но тут и у нее возобладало христианское понимание – ведь они Левку писали, так как же он теперь будет обрекать их на молчание?!

Пока не было печатных (так он называл печатную машинку), Левко переписывал самиздатовские тексты печатными буквами и для конспирации в определенных буквах придумал особые загогулины. А насчет машинки не беспокоился – она была старой и неизвестно кто и что на ней печатал – здесь трудно шрифты сверить. И что же – его подозрения оправдались: майор Лисняк и лейтенант Тонкошкурый из КГБ действительно приехали сверять шрифты и попросили Левко написать при них печатными буквами несколько фраз. Он радовался, сочиняя тексты без своих хитрых искажений: подозрения его оправдались, а сам вполне адекватный, манией преследования не страдает. Кстати, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, Левко перед переписыванием текстов еще и вымачивал пальцы у клея, чтобы закрыть капиллярные линии. Проверка кагебистам результата не дала – на этот раз Левко их обманул.

Проверка приехала после передачи зарубежных «голосов», где прозвучало слово на суде Василия Федоренко – его текст вывез Левко из колонии и размножил, передав киевлянам. Какая это была радость ловить из-за волн глушителей радиоголоса свободного мира, которые передавали так тяжело сохранившуюся информацию и какое это было зубовное скрежетание у кагебистов, которые слышали то же самое и не могли найти пути движения информации на Запад!»

Василий ЧЕПУРНЫЙ