Переселенец из Сеньковки пристал в приемы, потому что не было свободного дома

Не было бы счастья, да несчастья помогло: Владимир Турта, переселенец из Сеньковки, пристал в примы к Лидии Зозуле в Мощенце. Не было свободного дома.

Сеньковка и Мощенко — села на Городнянщине. Первое — на самой границе с Россией, Белоруссией. Его разрушили, и всех жителей отселили. Второе — по соседству, в 10 километрах от границ. Сеньковцы переехали в Мощенко. Владимир Турта нашел здесь свою судьбу.  

— Стук, стук, — слышно со двора Лидии Зозули. Там орудует возле деревянного паркана Владимир Турта. Забивает гвозди. Рядом на зеленой траве лежит бензопила.

— Сразу видно, хозяин появился, — хвалит Сергей Руденок, мощенковский староста. Сват можно сказать. Ибо осенью прошлого года познакомил Михайловича и Александровну.   

— Обычно, мне нравится, — с хитростью улыбается Владимир Турта. — По Сеньковке скучаю. Но здесь нашел пару.

— Сергей Владимирович (староста) как привел под вечер, выпившего! — всплескивает руками Лидия Зозуля. — Говорю: «Я же просила женщину, чтобы и поговорить можно было». А он мужчину притащил и убежал из хаты. Куда его исправят? Осень, темнота, холод вокруг.

— Вот и получилось более-менее, — доволен староста. — Будут вместе и доживать. Главное, чтобы не было зеленого змея и все будет хорошо. Две тысячи дают как переселенцу, внутренне перемещенному лицу,  — напоминает Михайловичу, — а там и пенсию оформишь. Это тебе уже 60 или 61.

— Думаем вместе доживать, а там кто знает… — Александровна отгоняет незлую рыженькую собачку. — Будь я немного исправнее и младше. Мне 66. Самой тяжело, а Вова помогает, очень помогает.  Мужчина мой первый, Николай Зозуля, умер, — вздыхает. — Три сына у меня было, один остался. Гену в сентябре убили. Пошел за грибами, а тут обстрел «Градами», попало в спину — и насмерть. 

— Железо русское Гену убило, — сочувствует Сергей Владимирович.  — Это было страшное, били «Гради» километрах в трех от села, окна дрожали. 

— Осталась жена и четверо детишек, живущих здесь, в Мощенце, — смахивает слезу мать. — А старший сын Юрик умер. взял и умер. У него один ребенок и четыре женщины были, все наоборот. Еще один сын в Чернигове. Я свой дом оставила невестке, Гениной жене с детьми. А сама в доме второго мужчины, Толика Олисиенко. Второй раз замуж ходила. Тоже умер, вместе был 21 год. Теперь с Володей сошлись и живем в чужом доме, — не считает жилье второго мужчины своим.

— И будете жить. Заборы новые поставили, — ободряет староста-сват. — Здесь же никогда забора не было. И там не было. Подошел ко двору — не знаю куда заходит! Ворота стоят! Молодец! Михайлович тоже был женат, знает, что делает.   

— Неофициально женат, — поправляет Владимир Турта. 

— И с топором и молотком дружит, и посеет, и печь вытопит, и наварит, — хвалит сват.

— Что готовите есть? интересуюсь. 

— Вчера наварили большую кастрюлю борща, свекловичного, — немного волнуется Александровна.  — Капусту добавили, картофель, фасольки — Вова на ночь ее смочил. То я готовлю, то ли он.  По большей части он, я здорово не вижу. После сына дало на нервы и глаза, и ноги. Ну, ноги — меня второй мужчина избил хорошее, нога перебита, я с палочкой 10 лет.

Бил, а забыть его Александровна не может.

— Я и Вову часто Толиком зову, говорю ему: «Не обижайся». 

— Я и не обижаюсь, — соглашается Вова. — Толик и Толик, чтобы не трогала. 

— Не слушает, могу и прикрикнуть, — проявляет характер хозяйки. — Я плохого не желаю, хочу, чтобы не пил. Вот и не пьет, слава Богу.  

— Куда бы я его повел?  — упоминает осенние события Сергей Рудёнок. — Расселил сеньковцев, не было уже свободного дома.  У нас  370 с хвостом прописанных. 70 можно отвергнуть — они в Городне, Чернигове. Есть дома дачников. Ухоженные. Кто пустит, кто нет. Надо звонить, спрашивать. Из 100 процентов три скажут, что можно. Пустых домов много. Но то пола нет, то печь обрушилась. Где можно жить чуть-чуть, туда и селил. По двое даже. Дыбков и Коротков, два холостяка сеньковских, им по 40, — я их в один дом. Говорю: «Женщин у вас нет, будете как в общежитии». Дыбкова забрали, воюет. Короткова не взяли из-за глаз, сам живет. 

"Время Черниговский" писал о жизни в пограничных:

• 82-летняя пенсионерка, живущая сама в селе на Черниговщине: За ночь обо всех сдумаю: кто умер, кто жив, кто какой

< li>И больше месяца после трагедии в Елином остаются люди. Равнодушие и жестокость, из которой россияне убили односельчан — поразили всех

• Как живет пограничник? На этот раз рассказ о Добрянском обществе

Источник: "Вестник Ч" за 13 апреля 2023 года, автор Тамара Кравченко