Колумбийский писатель о гибели Амелиной

< /p> Колумбийский писатель Эктор Абад описал в колонке для El Pais последние мгновения перед российским ракетным ударом, который забрал у нас Викторию Амелину.

«Еще несколько дней назад мне было невдомек, что такое баллистическая ракета Искандер. На самом деле я ничего не знаю об оружии, не служил в армии и ни разу не стрелял даже из пистолета. Можно сказать, что я максимально ярок вариант пацифиста – трус, но поскольку именно Искандер у меня на глазах убил писательницу Викторию Амелину, я чувствовал обязанность выяснить, что это за оружие.

Начнем с того, что эта российская игрушка стоит три миллиона долларов, весит четыре с половиной тонны, ее можно запускать с расстояния 500 километров, она летит со сверхзвуковой скоростью (свыше 2000 метров в секунду) и с такой точностью, что может отклониться от цели на пять метров максимум. И так, это суперточное оружие упало в каком-то десятке метров от нас.

Зачем тратить столько усилий и ресурсов, и бить так прицельно по какому-нибудь простому ресторану? Российская разведка – читать служба дезинформации и распространения лжи – сначала заявила, что это не они, а украинская армия; тогда что по пиццерии «Рио» ударили по ошибке; позже уточнили, настаивая на законности цели, второй этаж ресторана служил “пунктом временной дислокации командного состава 56-й мотопехотной бригады ВСУ”. Следует отметить, что в ресторане не было второго этажа и ни одна бригада там не размещалась.

Все иностранные журналисты, которые приезжали в Краматорск, питались в этом ресторане и знают, что это место (а точнее было) чем угодно, но не военным пунктом. Военные туда заходили, конечно, когда в дни отпуска встречались с родными. Но это было обычное место встреч – прежде всего жителей Краматорска, города, который в начале российского вторжения насчитывал 200 тысяч жителей, и сегодня всего 80 тысяч. В таком случае почему и зачем тратить столько ресурсов и бить так прицельно по гражданскому объекту? Виктория нам рассказывала об этом в другом месте: чтобы проучить и наказать население, которое не хочет быть русским и не встречало россиян с открытыми объятиями.

Что делали мы в Краматорске, городе в 40 километрах от фронта, в ресторане? Эту историю стоит рассказать с самого начала, так что заберу у вас два параграфа времени. Я и Серхио Харамийо, верховный комиссар по делам мира и бывший заместитель министра обороны Колумбии, поехали в Киев по приглашению Книжного арсенала – я должен был провести автограф-сессию для одного из моих романов, который недавно вышел на украинском, а Серхио – представлять кампанию. Ucrania!” («Держись, Украина!», медийная кампания по распространению информации об Украине, запущенная интеллектуалами, журналистами, культурными деятелями и активистами в странах Латинской Америки – пер.). Поскольку я тоже участвую в этой кампании с самого начала и призываю присоединяться к ней своих коллег в странах Латинской Америки, то тоже выступал на презентации этой инициативы в поддержку Украины. В презентации также принимали участие обладатель Нобелевской премии Украины Александр Матвийчук, президент Украинского ПЕНа Владимир Ермоленко, колумбийская журналистка Каталина Гомес в роли модераторки, и бедная Виктория Амелина. Я сидел рядом с ней.

Во время презентации мы показывали видео, которое заканчивалось гимном Украины, сыгранным на кларнете Пакито Д’Ривера. Многочисленных посетителей Арсенала это тронуло до слез. Это было в субботу. Мы планировали возвращаться в Польшу в понедельник, но Серхио и Каталине пришло в голову, что нашу кампанию нужно презентовать дальше, а кроме того, документировать ужасы и преступления, совершенные россиянами, стоит вблизи. Трусливый я начал придумывать разные отмазки, чтобы не ехать, но друзья опровергали все мои возражения. Когда мы в воскресенье ужинали с Викторией, она так воодушевилась нашей латиноамериканской солидарностью с Украиной, что сказала, что и сама поедет с нами в Донецкую область. В последний раз она съездила бы туда перед литературной резиденцией во Франции на год, где собиралась дописать книгу свидетельств о военных преступлениях России. На следующий день в понедельник (я не хотел ехать, а Виктория – да) мы на рассвете отправились в девятичасовую дорогу на 550 километров из Киева в Краматорск. Компания Амелиной была залогом нашего знакомства с ужасом войны и жестокостью российских военных как в первые недели вторжения, так и в течение года спустя. Она показала нам дом, откуда россияне забрали поэта Владимира Вакуленко – потом они его подвергли пыткам, убили двумя выстрелами и закопали в братской могиле – так творилось в 40-х годах прошлого столетия с евреями. Учитывая мою одержимость Холокостом, я воспользовался поездкой и для собственного интереса: мы остановились в окрестностях Харькова, чтобы увидеть памятник более 15 тысяч жертв-евреев, которых убили и закопали в братских могилах. В своей кампании «денацификации» Украины президент, наиболее с 1945-го напоминающий Гитлера — Путин — уничтожил менору, обозначавшую место нацистских преступлений.

Мы виделись и разговаривали с офицерами и солдатами украинской армии. У них нет ничего общего с нацистами, могу заверить. А если в чем-то и виноваты, то это в том, что войско остается слишком советским, то есть в нем много паранойи (что понятно, это война), неповоротливости и неэффективности (что во время войны очень вредно). Мы познакомились с очень приятным украинским военным, другом Амелиной, с постоянной ангельской улыбкой на лице, который объяснил нам, что всегда был убежден пацифистом, но при этом уверен, что Путин и его агрессоры используют и понимают только один язык – силы. Диалог и дипломатия провалились. Хотим мы этого или нет, единственный вариант, который имеем сегодня – противостоять злу с оружием.

В последний год Виктория отошла от художественной литературы и посвятила себя поиску и документированию военных преступлений, совершенных агрессорами. Впрочем, есть военное преступление, которое она лично уже не сможет задокументировать: то, которое совершили против нее. В ближайшие месяцы я посвящу тому, чтобы написать об этом ужасном преступлении, рассказать о нем тщательно и подробно, вопреки российской пропаганде и лжи. Это моя обязанность перед справедливостью в абстрактном понимании и справедливостью, которая однажды должна наступить за конкретно это ужасное преступление, совершенное против великой и смелой коллеги, писательницы моей дочери, у которой сиротой остался десятилетний сын. Это моя обязанность как минимум перед этим десятилетним ребенком, чтобы еще через десять лет этот мальчик точно знал, как убили его смелую, яркую и приятную маму.

Пока я расскажу вам только о последнем мгновении, когда Виктория Амелина была в сознании. Я сидел напротив ее на террасе ресторана. Поскольку там действует сухой закон, Виктория заказала безалкогольное пиво. Серхио Харамийо наполнил мой стакан льдом и чем-то похожим на яблочный сок. Виктория посмотрела на мой стакан: «Похоже на виски», — сказала она и улыбнулась. В тот момент на нас упал Искандер, упал ад, с неба. Сейчас у Виктории дом на небе. Не в христианском или мусульманском смысле, нет. На этом нематериальном небе, небе ума, очень человеческом, которое мы называем памятью»

Андрей ЛЮБКО