Фрагмент февраля

Память подбрасывает фрагменты недавнего прошлого. Фрагменты жизни и смерти, боли и страданий, мужества и ненависти, измены и низости. То, что навсегда с нами, чего не забудешь и не захочешь часто вспоминать. Чернигов, февраль, 2022.

Проспал. Спрыгнув со спелой кровати во тьме, схватился за телефон, судорожно ища кнопку света. Резнуло по глазам. Цифры расплываются, где-то в два ночи. В коридоре отделения движение, громыхают резиновые колеса каталки, мигает свет из операционной, шуршат ноги персонала, сдержанные голоса. Чехает генератор. Кого привезли. Выхожу в коридор, жмурясь от света, исходящего из двери операционной. На столе упитанный парень, с которого еще не успели снять военную форму — сверху сняли, штаны и берцы в процессе. Лежит на спине, вокруг деловито кипится операционный народ — колют, вяжут, подкладывают, вводят, меряют. На коленях у стола стоит хирург, грудная клетка уже раскрыта, удаляет отсосом кровь, пытается остановить кровотечение.

– не успели повернуть на бока, пришлось так. Кровит, — Яков даже не поворачивает ко мне голову, занят, просто констатирует.

В груди ранения, несколько ранений в живот. Деловито моется бригада общих хирургов. – Помоги.

Бегом моюсь, надеваю халат, перчатки, и присоединяю свои руки к рукам коллеги. Четыре лучше двух. Верхняя судьба разбита чуть ли не пополам, заливается кровью. Удалять нельзя, как-то надо ушить. Начинается игра в четыре руки, как на рояле: «Держи, держу, шей, вяжу, забирай кровь, суши, шить, сушит, дай тряпку, блять, снова, шить, держу». – Ушили? — Вшили, вроде бы…

Тем временем общие хирурги открыли живот. Там не лучше – дыры в кишечнике, кровотечение, свой фестиваль. Раненый еще терпит, но уже понемногу выдыхается — медленно падает давление, несмотря на массированные вливания крови, плазмы, гормонов и другого добра.

– В трубке кровь, сатурация падает! – это анестезиолог нам. Значит, внутреннее кровотечение из разбитого легкого полностью не прекратилось, кровь поступает в бронхи и заливает интубационную трубку, через которую раненый дышит. — Ну что? Пусть переводят трубку в правый главный бронх? Выключим левое легкое, тогда будем видеть, как стабилизируем? – Другого выхода нет, давление падает, общие еще не завершили – Эндоскописта позовите! – это в два голоса. Или три, не помню.

Приходит моя Лариса, заспанная и сжатая, и переводит интубационную трубку в правый бронх. Общие хирурги тоже заканчивают. Больной вроде бы стабилизирован.

Ушиваемся, стоя на коленях, потому что боковой торакальный доступ в положении больного на спине крайне неудобен. Ничего, не в первый раз. Все, снимаем со стола, везем в реанимацию. Бегом.

— Такие ребята… Как дубы… — Яков Иванович жмёт халата и сдирает перчатки. Все молчим. Еще можно немного поспать, если не будет авианалета. Бредем по темным закоулкам, девушки жужмом тянут окровавленные простыни замочить в холодной воде. Санитарки отмывают кровь с пола, чтобы не поскользнуться. Операционная готовится к работе.

До утра он жил. Утром скончался. Я потом видел некрологи в соцсетях.

Олег ЛУЗАН Фото с сайта Город