Бузиновая пищалка

Из откровений Федорца.

«Сидели мы однажды после вечерни с нашим священником под церковной липой, вели тихую задушевную беседу о делах земных и небесных. Отец Серафим неожиданно и спрашивает: «А вот, Федор, если бы вам суждено во время урочное предстать пред Господом. Чтобы вы подали Ему для оправдания своего присутствия в этом мире?» Я не долго думал, потому что раньше думал об этом долго. И говорю: «Я положил бы перед Ним пищалку». – «Что?» – удивился отец. «Ну, свирель из бузины…

Когда-то в детстве я со своим дядей пасал коровы на дальних выгонах. А он был хорошим игроком на всех инструментах, ходил по свадьбам с гудаками-музыкантами. Мальчик Василько, сын косаря, сидел под деревом и завороженно слушал. Я подошел к нему и протянул лесные орехи. Но тот не достиг за ними. Тогда я увидел, что на его глазах бельма. «Как благодать! – воскликнул он. – Ты слышал, как хорошо играли?» – «Это я», – соврал я. «И ты сам достоин устроить такую ​​пищалку?» – «Айна», – соврал я. «А мне мог бы справиться? Я бы отдал тебе своего зайца. Он дома в клетке». – «Легко, – в третий раз соврал я». До этого я никогда не мастерил свирелей, но видов, как это делал дядя. Тщательно выбирал ветку бузины в палец толщиной, обрезал, заглушал верхнее отверстие наполовину пробкой, протинал щель, в которую струю воздуха должен был попасть в цевье, резьб губник, долго высек квадратный голосник, который и порождает голосовую нуту, пробивал затем зажимаются пальцами для высоты звучания…

Я долго медлил с тем, шесть струек уничтожил, пока устроил кое-какую пищалку с шестью, не десятью дырками. Хватит слепцу, который нич в игре не понимает… На следующий день принес ее на сенокос. Мальчик сидел под тем же деревом в тени. Мою дудку он принял, как дар Божий, и вдруг устами нашел верный конец. И заиграл. Господи, я замер и косари тоже стали, и показалось, что даже птички стихли. Такая это была тонкая, чистая и красная нута… Когда я делал пищалку, то не верил своим глазам, что из того что-то выйдет, а теперь не верил ушам, что это пустая бузина точит такую ​​благодать… А паренек оторвал ее наконец от губ и радостно говорит: «Пойдемте со мной домой, займешь зайца». Я замотал головой: «Оставь его себе», – и убежал, чтобы тот не увидел, что у меня глаза слезились. Забыл, что он слеп… Но это еще не конец.

Лет через восемь мы с дядей были на храмовом празднике в том селе. За столом певицы, фигли, разговоры. И вот какая-то нанашка и хвастается: «А вы слышали, сладкие, что наш Василько в Праге играет в оркестре незрячих музыкантов. А скоро будет с концертом в Германии», – и протягивает вытинанку из журнала. Смотрю – да это тот стриженый мальчик из-под дерева. Только уже с буйной шевелюрой и при черном галстуке…»

Отец Серафим, слушая, помяг лицом. Раздумал какую-то волну и говорит: «Примечательная история. Но у меня к вам, Федорец, еще и другой запрос: «А если бы вам было поручено от всего нашего народа встать на отчет перед Вседержителем. Как думаете, должны ли мы преподнести ему что-то такое особое, выемочное, сокровенное, непохожее на сокровища и достояние других народов?» – «Имеем, отец, не сомневайтесь. Я бы спел Господу нашу колядку, нашу песню, а потом рассказал бы ему нашу сказку. И думаю, что Он рад был бы послушать не одну…»

Мирослав ДОЧИНЕЦ. Из рукописи «Федорце, приятель сердечный».