«Бунт против империи» и «примкнувшие»

«Бунт против империи» Радомира Мокрика, собственно, не удивил, возможно, из-за того, что я древнее в теме, пишу книгу — биографию Левко Лукьяненко. Он, конечно, не был шестидесятником – он еще раньше выступил против империи и еще раньше сел. Но когда в зоне появился Евгений Сверстюк — стал пристально его расспрашивать о новом для него явлении шестидесятников, которые, удивительно старых узников, имели открытые контакты с иностранцами и открыто выступали пусть и не за независимую Украину, но за украинский язык и культуру.

Книга Радомира (имя какое красивое!) Мокрика – научного работника Института восточноевропейских студий (в Украине есть такой институт? а Институт изучения россии?) Карлового университета в Праге. Издана, нарядно издана издательством Ивана Малковича «А-ба-ба-га-ла-ма-га».

Для меня, как земляка Александра Довженко, стало приятной неожиданностью то, что шестидесятники таки ценили Довженко.

Недаром Евгений Сверстюк назвал Довженко первым диссидентом, несмотря на его ночные походы со Сталиным, и писал: «Для нашего поколения Довженко был загадкой, которая очень манила нас. Я думаю, что в шестидесятые годы лучшей пищей для духа была не антикоммунистическая литература, а то, что мы могли найти в подцензурной литературе… Для нас важными были его тексты, которые учили нас говорить, учили честно чувствовать, учили иначе смотреть на мир. Свободное слово имеет особое значение, оно может все изменить кардинально. Довженко давал свежий воздух, расширял наше видение. Его анти большевизм заключался собственно в эстетической оппозиции и в том, что он двигался на вещи не узко, а видел широкие горизонты… Прежде всего, мы искали в нем правду. Для нас это была нужная опора. А у Довженко мы эту правду находили. Кроме того, она была еще и овеяна легендой. Довженко по уровню своего мышления превосходил всех своих современников».

Ну, и не удержусь от шпильки… В книге о шестидесятниках нет ни одного упоминания о многих тех, которые теперь, в наши дни, стали причислять себя к этому гроздью. Ни о кировоградском поэте, который открывал в каком-то селе мемориальную доску …Пушкину, ни о киевском критике, совершенно спокойно работавшем в редакции газеты, а в наше время стал называть себя «шестидесятником второй волны» — будто они так волнами и накатывались. .. Но это уже другой разговор.

Василий ЧЕПУРНЫЙ